Книжные раскладки, пласты и хребты в «Фаланстере» дают физически убедительную иллюзию смысла и осмысленности жизни (то есть не только существования смысла, но и подробной проникнутости, пропитанности жизни им. Независимо от того, знаешь ли ты, в чём он состоит и суждено ли тебе это узнать).

В этом смысле простое телесное пребывание в «Фаланстере» ( ( Read more... )

Да и вообще, выдумывание мира - существенная, необходимая часть взаимодействия человека с ним; иначе говоря, насущно необходима известная степень нереалистичности и заблуждения, так сказать, активной слепоты («энергии заблуждения»), продуктивного непонимания. Да, наверно, и непродуктивного тоже. (Необходима настолько, что максимальная ( Read more... )

Известно же, что книга всего острее волнует в фазе своей непрочитанности, когда она обещает всё сразу, включая и то, чего не даст ни за что: пока она не прочитана, это воображаемое, чаемое, невозможное в каком-то смысле содержится в ней и присутствует в твоей жизни.

Затем именно и нахватываешь книг - так много и жадно: не только чтобы прочитать их ( Read more... )

Человеку непременно, жизнеобразующе нужно недостижимое - (без)надёжно, непоправимо недостижимое.

От одного достижимого он задохнётся.


( Read more... )

Чтение - акт упрямства: переупрямить собственную невозможность.

(Работа, едва ли не любая, вообще-то тоже такова, но чтение / работа, с чтением связанная, - в особенности: вмещаешь в себя, в собственные внутренние процессы то, что не ты и тобой никогда не будет.)

весна из нежной, дымчатой, вопросительной переходит в жёсткую, прямолинейную, утвердительную - а потому и финальную свою стадию.

(Надо ли говорить, что куда больше люблю я апрель-обещание, апрель-намёк, апрель-задумчивость, чем крикливый май, в котором уже всё сбылось - настолько, что уже не оставляет надежды

(на что-на что. На невозможное, конечно ( Read more... )

То, чего у тебя нет, что для тебя невозможно, и характеризует и формирует тебя по крайней мере ничуть не в меньшей степени, чем то (немногое, скудное - пока не утрачено) что у тебя есть. Именно оно, отсутствующее, недоступное, невозможное, вызывает неибольшую страсть и наиболее интенсивную внутреннюю работу

(от, скажем, невозможности поехать в Рим ( Read more... )

Наряду с эросом невозможного (фигура воображения, позаимствованная в своё время мною у Александра Эткинда) необходимо должен существовать и его этос: выстраивание своего поведения в отношении к нему.

Хочу, чтобы всё было бессмертно ( Read more... )

( Read more... )